Жительский А. М. 22 марта 1917 г.Дорогой папа!
Спешу тебе описать день 28 февраля в Москве, надеюсь, что ты из газет знаешь, что революция в Москве началась 28 февраля 1917 г. Выйдя из консерватории, я увидел толпу, идущую с красными флагами. Я с моим товарищем примкнули к толпе и пошли по направлению к Кремлю, по дороге пели революционные песни: Марсельезу, Дубинушку и другие, за которые теперь никто не закрывает мне рта, как было это раньше. Я помню как ты пугал меня тюрьмою за то, что я любил петь эти песни в детстве, а теперь твой сын поёт на улице среди товарищей, которые так же выражают этой песней радость, восторг и приподнятые свои чувства. Я думаю, что ты тоже поёшь, ведь ты тоже любишь свободу, о которой ты много говорил, но говорил, что она нескоро будет и тебе не дожить, а вот видишь, пришлось. Я был прав, говоря тебе, что ты доживёшь до той счастливой поры. Папа! Я отвлёкся от описательной темы, но можно ли удержаться от личных переживаний? Я остановился на том, что пошёл к Кремлю. Там ораторы говорили речи, которые покрывались громким «ура» той массой народа, которая находилась на Красной площади до вечера.
Но что это?! Это было только начало, а потом стало появляться много солдат и офицеров с Красными бантами, их банты говорили за то, что они есть друзья народа и они готовы пролить кровь за народную свободу, купленную дорогою ценою у поработителей Родины.
На другой день стало известно, что арестован градоначальник и другие блюстители порядка. Власть стала переходить в руки революционных партий. Порядок соблюдался самими гражданами (я пишу «гражданами», т. к. мы теперь все граждане). В городе жизнь была приостановлена, магазины закрыты, трамваи не ходили, так как все служащие принимали участие в манифестациях. Так продолжалось пять дней и теперь жизнь вошла в норму, всё тихо, покойно и даже стало лучше, чем было прежде. Иванова В. Первые дни свободы в Москве. 22 марта 1917 г.
Ярко светит мартовское солнце. На улице шумно, многолюдно. Я стою коло окна в моей комнате. Свежий воздух врывается лёгкими струями, обвевая мою голову. Мне весело, я смотрю на толпу, как странно движется она, как будто плывёт. Моё окно находится в третьем этаже большого каменного дома. Мне интересно наблюдать за этим новым, необычайным для меня зрелищем. Я живу вместе с ним. Как разнообразна толпа. Здесь и студенты, и курсистки, и простые рабочие. Всех невозможно разглядеть. Все движутся, мелькают, у всех радостные, немного растерянные лица. Все куда-то спешат, торопятся. Но вот до моего слуха долетели звуки полковой музыки. Сперва неясные, отрывистые, но вот уже они ближе, яснее. Я уже различаю темп какого-то марша. Мне хочется совсем открыть окно и высунуться, но я этого не делаю... Стою в каком-то нервном нетерпенье и ожидаю солдат. Но вот уже показались передние ряды с музыкантами. Толпа сгустилась, затрепетала как-то. Впереди идёт офицер, в руках у него красное знамя. Лицо его серьёзно, голова высоко поднята вверх. Я посмотрела на солдат, у всех у них красные ленты на груди. Идут красиво, ровно легким плавным движением, под звуки красивого марша. Некоторые лица серьёзны, почти строги и замкнуты, а у других — смеющиеся, задорные, открытые. Странное сочетание тоски и смеха. Вот уже промелькнули последние ряды. Но толпа ещё гуще, разнообразнее. Теперь музыка чуть слышна, гул толпы заглушает её. Мои глаза, я чувствую, начинают уставать. Голова слегка кружится. Кругом меня так ново и необычайно. Но вот толпа отхлынула, я встрепенулась. Мимо несся автомобиль с несколькими офицерами. Я успела разглядеть только первого из них, который держал в руках обнажённую шпагу. Опять промелькнули ярким пятном красные ленты, и автомобиль скрылся. Я отошла от окна, стало почему-то грустно.
( Свобода приходит нагая )