豊原市 Записки ронина, охраняющего ворота Расёмон

www.saltt.ru/node/2194

Но, Белочка, у модернизации теперь много сторонников, ты же сама видела в Интернете. Они самого разного роста. Даже министры есть, вот Фурсенко, например.

— А что Фурсенко? — небрежно спросила Белочка; она мешала ложечкой чай, смотрела на образующиеся круги, и мысли ее были далеко.

— А он странный какой-то, — сказала Тамарочка. — Не далее как пару лет назад он заявил, что нам больше не нужно творчества: теперь школьная программа должна быть ориентирована на то, чтобы растить грамотного потребителя.

— А чего его растить? — удивилась Белочка. — На компьютерные игры они сами подсаживаются.

— Нет, так нельзя, — объяснила Тамарочка. — То есть компьютерные игры — это хорошо, но должен же кто-то покупать мобильные телефоны.

— На них, — сказала Белочка, — тоже бывают игры.

— Ну да, — согласилась Тамарочка, — но нужно, чтобы их модно было часто менять. И куча разных марок одежды, автомобилей, сумочек...

— Зонтиков, — оживилась Белочка.

— Зонтиков, — согласилась Тамарочка.

— И туфелек... — продолжала Белочка.

— И туфелек, — поддержала ее Тамарочка.

— И кофточек! — вдруг вспомнила Белочка.

— Я уже сказала про одежду, — заметила Тамарочка. — Но вообще, конечно, это точно — и кофточек.

— Подожди, — сказала Белочка. — Подожди. Я вот чего не возьму в толк. Их же кто-то должен делать.

— Кого? — спросила Тамарочка.

— Не кого, а что. Все это. Ну, кофточки. Кто-то их должен делать, понимаешь?

— Ты про рабочий класс? — спросила Тамарочка. — Производительность труда растет же, все такое. Рабочие не могут составлять заметный процент населения в наше время.

— А почему они вообще будут работать? — спросила Белочка. — И составлять хоть какой-то процент. Если можно быть потребителем.

— Ну, Белочка, это сложный экономический вопрос, — объяснила Тамарочка. — Один ответ — чтобы рабочие работали, нужно платить им ужасно высокую зарплату. Чтобы они могли потреблять гораздо больше в свободное от работы время.

— А они успеют стать грамотными потребителями? — спросила Белочка. — Ты сама говоришь — этому надо много лет учиться.

— Во-первых, — сказала Тамарочка, — это не я говорю, а министр Фурсенко. А во-вторых, так все равно никто не делает. Просто переносят производство в нищие страны. Пока они есть. Ты же знаешь.

— А потом их не будет? — спросила Белочка.

— Потом нас всех не будет, — пожала плечами Тамарочка.

Девушки помолчали. Какое-то время было слышно только позвякивание ложек о чашки.

— Все-таки, — сказала Белочка и пересела поудобнее, — что-то здесь не так. Допустим, все будут грамотные потребители. Кроме небольшой кучки людей, которая все это производит.

— Ну, — сказала Тамарочка.

— И потребители, то есть, почти все люди, нужны для того, чтобы все эти товары покупать за деньги, — продолжала Белочка.

— Ну, — сказала Тамарочка.

— А кто им дает эти деньги? — спросила Белочка.

— Ну, видимо, по большому счету те же, кто производит товары, — отвечала Тамарочка. — Крупные магнаты. Хотя...

— Подожди, — сказала Белочка. — А зачем?

— Что зачем? — спросила Тамарочка.

— Ну, зачем они им дают деньги, а потом волнуются, окажутся ли потребители достаточно грамотными, чтобы купить их товары? Зачем им все это?

— Ну, — сказала Тамарочка, — деньги к ним вернутся опять. К производителям.

— Им что, нравится круговорот денег в природе? — Белочка длинным ногтем почесала носик; она, казалось, всерьез недоумевала, о чем только думают крупные магнаты.

— Да нет, — сказала Тамарочка. — Ну, если так уж просто все, то смотри — одни из них богатеют, другие же разоряются. Это как компьютерная игра.

— А грамотные потребители им на что? — почти по складам произнесла Белочка. — Почему им не собраться и не поиграть в рулетку? Если это и есть то, что им нравится.

— А грамотные потребители, — отвечала Тамарочка, — это такой рандомайзер.

— Что?! — разозлилась Белочка. — Ты опять полезла в свой дурацкий словарь?

— Да нет, нет, — поспешила успокоить ее Тамарочка. — Словарь закрыт. Я имею в виду, ну, карты тасовать надо? Если игра такая, что шар вынимать из коробки и смотреть на его номер — шары надо перемешивать? Вот эту функцию и осуществляют потребители кофточек. И компьютерных игр. И всего остального. Они делают поле игры полным неожиданностей, события — случайными; они и есть те элементы хаоса, которые победитель сумел частично упорядочить, или, может, просто один раз ему повезло.

— А в рулетку не проще? — спросила Белочка.

— Нет, — отвечала Тамарочка. — Эта система — самоподдерживающаяся. Не то с рулеткой. Крупье нельзя доверять; конечно, он берет взятки от всех, и потому отчасти рандомизуется, но он один, а значит, в конце концов, управляем.

— А что, если, — помолчав, спросила Белочка, — а что, если твои крупные магнаты — они все-таки решат, что грамотных потребителей развелось слишком много?

— А такая мысль многим приходит в голову, — улыбнулась Тамарочка. — И конспирологических теорий много про это.

— Значит, рано или поздно она придет в голову и магнатам? — настаивала Белочка.

— Так ведь, наверное, уже пришла, и не раз, — Тамарочка подержала кусочек сахара над чашкой и с удовольствием выпустила его из пальцев. Кусочек сказал свое «бултых», крошился и мок. — Но, видишь, потребители еще живы. Может быть, дело в том, что крупным магнатам трудно договориться между собой.

— Кто угодно может в конце концов договориться между собой! — сердито проговорила Белочка.

— Даже мы с тобой не можем, — возразила Тамарочка.

— Это по какому вопросу? — спросила Белочка.

— Это по вопросу о том, можем ли мы договориться, — сказала Тамарочка. — Не можем же мы этого потому, что система даже из двух разумов слишком сложная...

— Нет, — сказала Белочка, — мы не из-за системы, а потому, что ты слишком противная.

— Я это и имела в виду, — покорно сказала Тамарочка.

— Вот и договорились, — победно сказала Белочка.

Сестры рассмеялись. Тамарочка дернула Белочку за хвостик, схваченный красивой резинкой с блестками, а Белочка ткнула Тамарочку пальцем в нос.

— А ты к чему вообще стала про этого Фурсенко вспоминать? — когда обе девушки успокоились, спросила Белочка.

— А он просто ученых решил звать обратно. Ну, которые сбежали за границу, когда Перестройка закончилась и разрушила научный этаж, — объяснила Тамарочка. — Еще вчера они были совсем не нужны, а нужны были только изобретатели, которые будут регистрировать патенты. А сейчас приглашает возглавить исследования в провинциальных институтах ученых с мировым именем.

— Приедут? — спросила Белочка.

— Ну, не знаю, — сказала Тамарочка. — Опасно тут с непривычки. Выйдешь на улицу, заступишься за старушку, как Сергей Мохнаткин — и огребешь два с половиной года каторги. Это же надо запомнить, что у нас за старушек заступаться нельзя, нужно помогать милиции их бить, если что.

— Да, вот это история, — вздохнула Белочка. — Что называется, вышел за гамбургером. Ну и что сделают, если никто не приедет?

— Трудно сказать, — отвечала Тамарочка. — Скорее, раздадут эти гранты каким-нибудь темным личностям, назначат их учеными с мировым именем.

— Как назначат? За что? — удивилась Белочка.

— За то, что они поделятся, — объяснила Тамарочка.

— А почему они сразу не возьмут себе все эти гранты?! — спросила Белочка. — Зачем им вообще ученые с мировым именем, даже если они ненастоящие? Неужели опять твой рандомайзер?

— Это игра с правилами, — объяснила Тамарочка, — не то что твоя рулетка. Такой ритуал. Ну, как бы — сидя за языческим столом, нельзя сразу выпить вино. Нужно сначала посвятить его кому-нибудь из богов, а потом пить.

— То есть, если ты государственный чиновник, нельзя сразу отписать фонды себе? — догадалась Белочка. — Нужно сначала посвятить их Богу Медицины, Богу Образования, Богу Науки, Богу Беспризорных Детей?

— Именно так, — подтвердила Тамарочка. — Причем реально немного вина нужно плеснуть на скатерть.

— А зачем? — снова спросила Белочка.

— Иначе будет беда! — отвечала Тамарочка.

— Магнаты договорятся? — предположила Белочка.

— Ну да, — сказала Тамарочка, — как-то так.

Сестры помолчали.

— А еще может быть революция, — сказала Белочка.

— Это чем-то отличается от сговора магнатов? — спросила Тамарочка.

— Конечно! — возмутилась Белочка. — Как любовь от смерти отличается. Даже если они похожи.