豊原市 Записки ронина, охраняющего ворота Расёмон

Тут хипиш стоит по поводу недавно опубликованной статьи Прилепина. Как говорил усталый усталый рабочий из Живаго-мема: "Сам я статью не читал, но одобряю". Есть у меня большое впечатление, что одобрю, когда я её критиков почитал. Вторичного продукта, произведенного зоилами, столько, что можно сравнить с выходом всех серпантариев стран СНГ, вместе взятых. Да ещё бы и осталось для пасификации Сомали с Эритреей, вместе взятых. Самому писать пока лень, вот вам статья Максима Кантора. Её я тоже одобрямс! ;)

Сначала они шутили над социальными табу — и это было смешно, потом шутили над идеологией — и это было здорово, потом стали шутить над культурой — и это стало глупо, потом стали шутить над страной — и это стало противно. А потом над народом — и это сделалось отвратительно!

Понятие «народная смеховая культура» вошло в обиход интеллигентов благодаря работе Михаила Бахтина «Поэтика Франсуа Рабле». Бахтин рассказал о «карнавальном сознании» средневекового мира, показал, как язык площадей противостоял языку монастырей и королевских дворов.

«Гаргантюа и Пантагрюэль» есть образец контрязыка, утверждал Бахтин. Исследователь писал о переворачивании смыслов, о «материально-телесном низе», который противостоит идеологии. Эвфемизм «материально-телесный низ» обозначал вульгарности и похабства, без которых нет площадной жизни. Не то чтобы в России обожали Рабле, но обретение свободы через смех стало для интеллигенции откровением.

Парадоксально, что народную смеховую культуру она опознала как свою, хотя смеховая культура — это, вообще говоря, коллективное сознание народной общины.

Но к искомому моменту советской истории городская прослойка как раз оформилась как своего рода община, а той первичной общины, которую старательно рушили Столыпин и Троцкий, уже не существовало. Городская прослойка идентифицировала себя с интеллигенцией: считалось, что эта прослойка — носитель культуры и хранитель знаний. На деле, разумеется, это было далеко не так. Солженицын характеризовал эту страту как «образованщину», а у народа слово «интеллигент» стало ругательным — и не потому, что водитель троллейбуса не уважал Менделеева и Ключевского, но потому, что среднеарифметический выпускник Полиграфического института, обыватель с запросами, уже не был «народом», но и «профессором» не собирался становиться. По сути, он был никем — горожанином и только.

Возникла вязкая городская среда со своим кодексом поведения, с фольклором и с определенной связью с русской интеллигенцией. Связь была символической — так итальянцы наследуют древним римлянам. Но важно, что в качестве самоназвания городская община выбрала себе имя «интеллигенция», а вместе с именем присвоила и наследие судеб Соловьева и Блока, Пастернака и Достоевского.

К моменту публикации книги Бахтина уже было ясно, что новая интеллигенция не разделяет с народом убеждений, а общую судьбу разделяет поневоле, и говорят они на разных языках. Народ (так считалось) отныне имеет общий язык с коммунистическим начальством — да, собственно, начальство и есть народ, кухарки управляют государством. Языком народа-начальства стал бюрократический жаргон, а язык народной культуры перешел в ведомство городской общины. Брань и матюки циркулировали в городской среде, интеллигентные барышни загибали такие обороты, что дореволюционный извозчик бы ахнул. Но после книги Бахтина под бытовую распущенность подвели теоретическую базу.

( Поглумиться дальше )

Ну и как вам? Прилепил им Максим или нет?

Крайне интересно сравнить статью о Белом движении в Википедии, написанную на английском и на русском. Первый вариант наглядно показал мне, что ненависть к России, потом к СССР и затем опять к России - это нечто имманентно свойственное определенной группе людей, довольно успешно продвигающей вперед свои интересы, маскируемые самого разного рода "гуманитарными" соображениями.

Как один из серьёзных грехов проводится тот факт, что Белое движение "было националистическим и верило в единую, многонациональную Россию"... Ну да, смертных грех, а как же :(((

The White movement were chiefly opponents of the Red Army.[3] They said they would bring law and order and the salvation of Russia, fighting against traitors, barbarians, and murderers.[4] They often acted in response to previous Red aggression and worked to remove Soviet organizations and functionaries in White-controlled territory.[5]

Overall, the White Army was nationalistic[3] and rejected ethnic particularism and separatism.[4] The White Army generally believed in a united multinational Russia, and opposed separatists who wanted to create nation-states instead of the Tsarist Russian Empire. Amongst White Army members, anti-Semitism was widespread.[3] Western sponsors were dismayed at this, especially as the Bolsheviks had prohibited anti-Semitism and appeared more progressive. Winston Churchill personally warned General Denikin, whose forces effected pogroms against the Jews, that "my task in winning support in Parliament for the Russian Nationalist cause will be infinitely harder if well-authenticated complaints continue to be received from Jews in the zone of the Volunteer Armies."[6]

Many of the White leaders were conservative. They accepted autocracy while being suspicious of "politics" (which they characterized as consisting of speeches, elections, and party activities).[3]

Aside from being anti-Bolshevik[4] and patriotic, the Whites had no set ideology or main leader.[3]