![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
Среди инстанций негативной референции (дистанцирования) я в аналитических целях выделю для своих задач несколько, на мой взгляд, ведущих:
— фигуры, символы и значения советского; для исходной ситуации конца 1980-х и самого начала 1990-х гг. проблема разрыва со всем, напоминающим СССР, была, в понимании образованных слоев, основной — особенно остро она стояла для прибалтийских республик, демонстративно выбирающих ориентацию на «Запад» и понимающих, аттестующих себя как часть этого «Запада»;
— символика и семантика массово-потребительского (фигуры шоуменов, клипмейкеров, стереотипные слоганы рекламы, вся эстетика типа «сделайте нам красиво», которая стремительно складывалась в столь же стремительно нарождавшихся тогда глянцевых журналах для обеспеченных и успешных людей);
— фигуры и значения профессионалов, специализированного знания, предметной компетентности (от традиционно раздражающих интеллигенцию представителей науки до новых деятелей интеллектуального бизнеса);
— деятели и риторика перестройки (ее «прорабы», символы и механизмы мобилизации и сплочения, клишированные фигуры «врагов нового» и т.п.).
Каждая из подобных типовых осей ценностного растождествления и агрессии выделяла, подчеркивала, проблематизировала одну сторону или отдельные стороны общегруппового комплекса. Это могли быть значения и символы успеха, профессиональной компетентности, современности, социальной вовлеченности, активности идейного самоопределения и борьбы партий, реформаторской и мобилизующей власти, гражданской «озабоченности», включая начинающиеся жалобы на «положение интеллигенции» и «забвение культуры». Соответственно отбирались и пласты пародируемых и компрометируемых стебом социальных языков, культурных жаргонов. При этом в собственном образе носители стебовой интонации, вполне, напомню, успешные деятели современных средств массовой коммуникации, включая электронные, по контрасту подчеркивали значения замкнуто-кружкового (против «партий», «власти», «общества»), незаинтересованного (против любой ценностной увлеченности), зрительского (против любой социальной ангажированности), а потому — понимающего «что к чему», видящего «начала и концы», сознающего бесконечную повторяемость происходящего (с соответствующими цитатами из ветхозаветных царей и пророков).
Выкусываем вот эту цитату: фигуры и значения профессионалов, специализированного знания, предметной компетентности (от традиционно раздражающих интеллигенцию представителей науки до новых деятелей интеллектуального бизнеса).
Вот оно! На самом деле здесь, в этом Кощеевом сундучке, зарытом под дубом либерализма, лежит разгадка происхождения по крайней мере части современной прослойки, именующей себя "интеллигентами". Люди, которые искренне хотели учиться и научиться. Но получилось у них только первое. Разночинцы. Вырванные из стен университетов "бомбисты" и юристы-недоучки. Дети выпускников рабфаков, отрицающие отрицание своих отцов.
Нередко они ухитрялись втаскивать на свою квадригу и реально работающих людей, но это было зачастую исключение, а не правило. Непрофессионализм, начётничество и желание податься в сферы, трудно поддающиеся количественному анализу и учёту - ибо там тяжелее схватить за хвост и спросить: " А что ТЫ сделал конкретного, кроме того, что любил Свободу по тра раза за день в течение последнит двух лет?" - вот их родовые приметы.
Наверное, если провести хорошо спланорованное социологическое исследование, то мы сможем понять не только откуда есть пошёл россиский интеллигант, кто он и т.д., но и сделать некий футурологический прогноз из серии "глядя в будущее": кто его пошлёт и куда...