toyahara_k (
toyahara_k) wrote2010-11-07 07:24 pm
![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
Entry tags:
Я вас сегодня цитатами завал
Журналисты - рядовые окопники вечной позиционной войны. Надо будет написать про "Вечный Верден" (про себя вслух подумал).
А что уж о журналистах говорить?..Когда (современным писатели) говорят, их критикуют, на них нападают. Когда же они из скромности умолкают, вокруг только и говорят что об их молчании, шумно порицая их за него.
В этом оглушительном гомоне писатель не может больше рассчитывать на
уединение, где никто не спугнет дорогие ему мысли и образы. До сих пор
воздержание от слова, худо ли, бедно ли, всегда было возможным в истории
человечества. Тот, кто не одобрял, имел возможность смолчать или заговорить
о другом. Сегодня все изменилось, и даже молчание кажется подозрительным.
Начиная с того момента, как оно также приняло значение выбора, в качестве
такового заслуживающего либо кары, либо хвалы, художник, хочет он того или
нет, берет на себя определенные обязательства. Слово "обязательство" кажется
мне здесь более верным, нежели слово "ангажированность" *. И действительно,
речь идет не о добровольном участии художника в чем бы то ни было, а скорее
об обязательной воинской повинности. Любой художник обязан сегодня плыть на
галере современности. Он должен смириться с этим, даже если считает, что это
судно насквозь пропахло сельдью, что на нем чересчур много надсмотрщиков и
что вдобавок оно взяло неверный курс. Мы находимся в открытом море. И
художник наравне с другими обязан сидеть за веслами, стараясь, насколько это
возможно, не умереть, то есть продолжать жить и творить.
Дело это, по правде говоря, нелегкое, и я могу понять тех художников,
которые примутся оплакивать прежнюю свою комфортную жизнь. Перемена их
участи слишком груба и внезапна. Конечно, в цирках истории всегда
встречались мученики и львы. Первые утешались надеждой на вечную загробную
жизнь, вторые -- исторической кровавой трапезой. Но до сих пор художнику
всегда было обеспечено безопасное место на трибунах. Он пел для себя самого,
в пространство, или же в лучшем случае песни его ободряли мученика и на миг
отвлекали льва от его добычи. Теперь все по-другому: художник сам оказался
на арене. И голос его поневоле изменился, он звучит куда менее уверенно.